Одной из жертв мирового финансового кризиса 2008 года стала макроэкономика. Традиционные макроэкономические модели не в состоянии предсказать потрясение или дать ему связное объяснение, и поэтому они не могут предложить рекомендации по устранению последствий. Несмотря на это, большая часть представителей профессии не готовы признать этого и стремятся вернуться к «нормальному состоянию», и фактически рассматривая кризис как просто грубую девиацию.

Это должно измениться. Несмотря на то, что экономика начала восстанавливаться, ее структурная уязвимость предполагает, что макроэкономика все еще нуждается в капитальном ремонте. Можно выделить три набора уроков, извлеченных за последнее десятилетие.

Во-первых, презумпция того, что экономика является самокорректирующейся, хотя и привлекательна в хорошие времена, является необоснованной и может иметь катастрофические последствия. Экономическое оживление последних нескольких лет вызвало у многих ложное чувство безопасности, но оно было результатом нетрадиционных политических мер, которые вышли за пределы концепции «общего равновесия».

Кроме того, докризисные экономические модели пытаются справиться с потрясениями, вызванными появлением цифровых технологий. Цифровая экономика характеризуется возрастающей отдачей от масштаба, в результате чего компании Big Tech эффективно используют сетевые эффекты, чтобы доминировать на множестве растущих рынков. Это перевернуло действующие бизнес-модели и трансформировало поведение таким образом, что заставило макроэкономистов и политиков изо всех сил не отставать от тренда – но в основном безуспешно.

Следовательно, широко распространенное убеждение в том, что экономическая деятельность будет следовать в колее регулярного цикла стабильной тенденции роста, не очень полезно в краткосрочной перспективе. Скорее, экономические потрясения, которые мы переживаем, подчеркивают очевидный факт, который преобладающие экономические модели игнорируют: будущее принципиально не определено, и далеко не все риски поддаются количественной оценке.

Именно по этой причине мы должны отвергнуть возникшее после кризиса представление о том, что мир войдет в фазу «новую нормальности». Перед лицом развивающихся структурных сдвигов в финансах, технологиях, обществе и политике гораздо полезнее мыслить в терминах «новой аномалии», при которой которой экономика характеризуется фактической или скрытой структурной нестабильностью.

Второй урок кризиса заключается в том, что балансовые отчеты имеют значение. Финансовая глобализация экономики делает национальные экономики уязвимыми по отношению к серьезным корректировкам цен на активы, что может привести к обесценению долга. Макроэкономические модели, в которых основное внимание уделяется потокам доходов и расходов, игнорируют важнейшую роль, которую играют такие эффекты оценки богатства. Усугубляя проблему, эти модели не могут предсказать цены активов, поскольку последние отражают убеждения инвесторов в будущей доходности и рисках. Другими словами, цены активов трудно прогнозировать, потому что они сами являются прогнозами.

Кроме того, посткризисное финансовое регулирование вовсе не обязательно решило проблему баланса. Правда, отдельные банки стали более устойчивыми в результате того, что им пришлось существенно увеличить свои резервы капитала и ликвидности. Но годы беспрецедентного смягчения денежно-кредитной политики и крупномасштабных покупок активов центральными банками стимулировали принятие рисков во всей экономической и финансовой системе способами, которые труднее отслеживать и прогнозировать. Кроме того, решимость директивных органов ограничить подверженность налогоплательщиков риску банкротства финансовых учреждений привела к тому, что риски перекладываются на инвесторов с помощью таких инструментов, как облигации «под залог». Системные последствия таких текущих изменений в регулировании не будут ясны до тех пор, пока не начнется следующая рецессия.

Кроме того, растет признание того, что финансовые балансовые отчеты – это не единственный фактор, имеющей значение. По мере того, как климатические изменения и ухудшение состояния окружающей среды во все большей степени определяют политическую повестку дня, макроэкономисты начинают осознавать важность других, менее изменчивых форм капитала для устойчивого роста и благосостояния. В частности, они должны лучше понимать взаимодействие производимого капитала, будь то материального или нематериального; человеческого капитала, включая навыки и знания; и природного капитала, который включает возобновляемые и невозобновляемые ресурсы и окружающую среду, которые поддерживают жизнь.

Наконец, экономисты должны признать, что распределение также имеет значение. Попытка смоделировать экономическое поведение домохозяйств на основе единого «репрезентативного агента» выявляет принципиальные различия в опыте и поведении людей, находящихся в разных группах доходов и богатства.

Тот факт, что богатые несоразмерно выиграли от глобализации и новых технологий, не говоря уже об успешных усилиях центральных банков по повышению цен на акции и облигации после 2009 года, вероятно, тормозит экономический рост. Несомненно то, что расширение неравенства резко сократило поддержку умеренных политиков в пользу популистов и националистов, в свою очередь разрушив предыдущий политический консенсус, который поддерживал финансовую честность, независимую денежно-кредитную политику, свободную торговлю и либеральное движение капитала и труда.

Глобальная негативная реакция на экономический и политический статус-кво также нацелена на крупный бизнес. Сразу после кризиса финансовые институты оказались на линии огня. Но с тех пор народный гнев трансформировался в общий скептицизм по поводу корпоративного поведения, а технологические гиганты подверглись особо тщательному контролю за предполагаемым злоупотреблением пользовательскими данными и монопольным влиянием.

Было бы упрощением рассматривать эту напряженность как результат негодования по отношению к 1% преуспевших. В оставшихся 99% случаев также существуют существенные различия между победителями и проигравшими от глобализации. Кроме того, усилились разногласия между странами, поскольку популисты и националисты обвиняют иностранцев во внутренних экономических и социальных проблемах.

Усвоением этих уроков способствовало бы более широкому обсуждению вопросов глобализации и международной торговли, инвестиций и налоговых правил. Изменения в механизмах глобального управления могут нарушить бизнес-модели, трансформировать институциональные рамки и добавить новый слой неопределенности в экономические перспективы.

Макроэкономика пока еще не усвоила самые важные уроки прошлого десятилетия. А без нового консенсуса о том, как справляться с неопределенностью, мир становится уязвимым перед лицом новых экономических, социальных и политических потрясений. К сожалению, может понадобиться еще один кризис, чтобы заставить экономистов отказаться от своих устаревших представлений.

Mark Cliffe, Project-syndicate